Братья Сабуро. Стндартный кашмар (утопический памфлет).
Глава 2
Разум в морге
старницы главы Второй:
1, 2, 3, 4, 5, 6
№ этой страницы 6 из 6
Энтропия и флуктуация
6. 55. Дом в пригороде Вашингтона. Утреннее глубокое небо осветило нежным светом арочные окна спальни, выходящие на восток. Светочувствительные стекла, охраняя сон хозяина спальни, потемнели.
* * *
7. 55. Слуга поднял против окон спальни звёздно-полосатый флаг.
* * *
8. 00. Старик открыл пустые глаза. Помещённый рядом медицинский компьютер зафиксировал учащение сердцебиения и послал парасимпатический импульс микрочипу, вживлённому в сердце. Одновременно компьютер оповестил слуг, что старик проснулся. Не переставая рассматривать расшитый золотыми китайскими драконами шёлк балдахина, он скинул ноги – Слуги одели тапочки. Он поднялся – ему накинули халат.
* * *
9. 00. Старик вошёл в библиотеку, где его ожидал завтрак. Слуга подвинул стул и заложил хозяину салфетку. Не произнеся с утра ни одного слова, старик приступил к завтраку. Соевые тосты с обезжиренным маслом, фрукты и стакан мультивитаминного сока – старик ел безразлично, потому что давно уже был равнодушен ко вкусу, как и к любому другому ощущению. По обе стороны стола тянулись ряды полок с книгами. Большая часть из них была написана им самим – десятки изданий и переизданий, на десятках языках мира. Остальные были посвящены геронтологии. Старик, родившийся в начале прошлого века, успел много написать об истории, нефтепроводах и будущем; но он уже не помнил тот момент своей удлиненной жизни, когда врачи увлекли его своими геронтологическими проектами. С тех пор он читал исключительно медицинскую литературу. Страх смерти заглушил все остальные чувства. Общение, деятельность, повседневность – всё превратилось в громоздкий механизм поддержания жизни. Цепь жизни, как движение от начала к концу разомкнулась. Смысл жизни превратился в смысл существования. Радость, цели, стремления, огорчения, триумфы и поражения - всё заменил бег на перегонки со смертью, хорошо организованная и распланированная борьба со случайностями.
* * *
10. 30. Старик вошёл в прозрачную, прохладную воду бассейна стилизованного под морское дно. В зеленоватой воде мелькали рекомендованные врачами рыбы-чистильщики, которые сразу же устремились к телу старика. Они нежно выедали отмирающие участки кожи. Старик присел на большую морскую раковину и откинулся, погрузившись по горло в воду. Ему казалось, что холодные струйки воды проникают в его тело и заполняют его. Холод охватил мозг, мысли остановились, а тело покачивалось, увлекаемое движением рыб. Ни старик, ни свита врачей не понимали, что в поисках вечной жизни они забыли, что такое сама жизнь и что такое смерть. Мышление, заключённое в недряхлеющий мозг, тем не менее, как и любое другое движение, стремится к концу. Смерть бессмертного – смерть без причин и желаний на вершине власти и богатства. В монотонно плещущей воде энтропия росла.
Из угла на него таращилась смерть…
Но тут неожиданно его укусила рыбка…
Господин Выбегнив Визжинский-Кшесинский пискнул – первый звук, который он издал за последние несколько дней. На берегу забегали слуги, в воде засуетились рыбки. Чрезмерно зубастая рыба помогла старику вспомнить, что в его жизни ещё есть некий великий смысл, – ему захотелось вновь ощутить его. Он потребовал ключи от чердака. Ему подали смокинг, туфли и серебреный ключик в яшмовой коробочке, инкрустированной крупными алмазами. Он вошёл в лифт и начал подниматься. Судорожно сглатывая слюну и воздух, он приближался к заветному чердаку, подобно наркоману,, тянущемуся к шприцу, ибо только этот чердак отделял Выбегнева Визжинского-Кшесинского от смерти, как доза отделяет от смерти трясущегося наркомана.
Выйдя из лифта, он очутился в тёмном длинном узком коридоре. Здесь он в который раз ощутил, как его захватило приторно-приятное ощущение ненависти. Он помнил это ощущение с детства. Оно было похоже на судорожно-жадный глоток сгущенного молока.
Несчастный граф, топи себя в сгущёнке.
Он сплясал на могилах сотен мелких врагов, но главный враг оказался на редкость живуч; и чтобы пережить его, он пустился на перегонки со смертью. Подпрыгнув с пятикратным криком: «Аллилуйя», Выбегнив Визжинский-Кшесинский сорвал с себя бабочку, смокинг и брюки – пуговицы со звоном покатились по полу. Ему почему-то вспомнилось «Лебединое озеро», почему-то русского композитора Чайковского – пробегая по коридору, он сделал несколько балетных па. Яшмовая коробочка полетела в сторону – благоговейно поцеловав ключ, он проник на чердак. Старик на цыпочках прокрался в темноте к старинному патефону – зашуршала заезженная пластинка. Пока звучал глухой проигрыш, старик помчался за ширму переодеваться. Из патефона донеслось дребезжащее и греющее душу:
У самовара я и моя Маша,
И пить с ней чай мы будем до утра.
Выбегнив Визжинский-Кшесинский откинул ширму и щёлкнул выключателем. Он предстал миру в красной шёлковой толстовке, вышитой золотыми мордовскими узорами. Глаза его были так же красны, как и бутерброд с икрой в правой руке, а взмокший лоб походил на запотевший стакан «Столичной» в левой руке.
- Этого не должно случиться! – истерично прокричал он и тяпнул водочки. – Мы не должны потерять свою душу.
Выбегнив Визжинский-Кшесинский сел за стол, на котором предусмотрительно уже были сложены в стопку номера свежих российских газет и журналов.
- Фи-и-и, - страдальчески просипел старик, брезгливо двумя пальцами развернув «Российскую газету».
Он встал из-за стола и проследовал к холодильнику. Полочки холодильника ломились от икры, балыков, раков, солёного сала и малосольных огурчиков; в морозильнике искрилась инеем водочка с портретом Менделеева. Изобразив на лице предельное омерзение, он зачерпнул деревянной ложкой, расписанной «под гжель» чёрной икры и, проглотив её не жуя, пробормотал:
- Когда же это кончится! Сколько это можно терпеть!
Не удивляйся, милосердный читатель, поедание с отвращением икры – такое же, хотя и дорогостоящее, проявление русофобии. Для Выбегнева Визжинского-Кшесинского это было последняя, заботливо лелеемая, фобия: она была газом в одноразовой зажигалке, каплей киселя для изголодавшейся дрозофилы, лучом света в тёмном царстве, последней намокшей спичкой для замерзающей нищей девочки на грязной улице ночного рождественского Копенгагена. Каждой девочке – по спичке. Одна замерзающая девочка – на одну спичку. Одна спичка – одна девочка... Девочка – спичка. Спичка – девочка. Нет спички – нет и девочки. Сгорела спичка – замёрзла девочка.
(Из воспоминаний Гавриила Романовича
о Выбегневе Визжинском-Ксешинском).
За неимением глобальной русской угрозы Выбегнив Визжинский-Кшесинский создал её себе сам для индивидуального пользования в отдельно взятом чердаке.
Давясь «Беломором» и напевая «Янки Дудль», время от времени съезжая на «Союз нерушимый», Выбегнив Визжинский-Кшесинский, проследовал к старому ламповому «Рекорду» и, трепетно чертыхаясь, включил канал ТВН. Один Бог знает, как старик страдал от отсутствия пульта и от длительного ожидания, когда телевизор нагреется. Выплюнув «Беломор» и прикусив «Казбек», Выбегнив Визжинский-Ксешинский сменил мотив:
Вечно молодой,
Вечно пьяный…
На экране ве-ре-щал Мочалкин – Выбегнив Визжинский-Ксешинский наслюнявил пальцы; захотелось забычковать. Весь пол уже был закидан окурками – старик радостно и с наслаждением ненавидел русскую безалаберность. Тем временем Мочалкин непрерывно попискивал, Гурьев говорил о себе во множественном числе как о единственном спасителе демократии. Убедившись, что всё как всегда чудесно отвратительно, Выбегнив Визжинский-Кшесинский налил себе ещё водочки, обречённо пробормотал «Питиё моё», и водочка пошла. Но в это мгновенье на экране появилось лицо русского министра иностранных дел, и водочка пошла обратно. На протяжении последующих 15 минут Гурьев, демонстрируя в качестве доказательства полученную им «с угрозой для жизни» «секретную запись из МИДа», заявил, что:
А) Россия собирается начать ядерную войну с Кот-д’Ивуар, а затем, может быть, ещё с кем-нибудь (не исключено, что с Люксембургом или Ватиканом).
Б) Во всём виноват генералитет в лице генерала Соломко П.А., лицо которого, по мнению Гурьева, было недостаточно либерализовано.
В) Гурьев – спаситель Отечества.
Г) Гурьев – спаситель демократии.
Д) Гурьев – спаситель либерализма.
Е) Гурьев – спаситель мира во всём мире.
Ё) Гурьев – спаситель гуманистической идеи.
Ж) Гурьев – спаситель мирового сообщества.
З) Гурьев – спаситель детей Кот-д’Ивуар.
И) Гурьев – спаситель остальных возрастных категорий Кот-д’Ивуар.
Й) Гурьев – спаситель африканских животных и растений (список прилагается).
К) Гурьев – спаситель экосистемы всей планеты.
Л) Гурьев – спаситель озонового слоя.
М) Гурьев – спаситель «безъядерной зимы».
Н) Гурьев – лучший спасатель на водах.
Из последних детских сил остывающая девочка из Копенгагена, сгибаясь под ударами кинжального морского бриза, обледенелыми хрупкими иссиня-белыми пальчиками набрала код России в телефонном автомате, затем набрала код Москвы, затем – 911 и с полной уверенностью на грядущее спасение – на новый коробок отсыревших спичек – произнесла: «Алло, это Гурьев?»…
(Из комментария Романа Гаврииловича
к книге Гавриила Романовича
«Из воспоминаний Гавриила Романовича
о Выбегневе Визжинском-Ксешинском».)
Выбегнив Визжинский-Ксешинский самозабвенно прыгал, делал непристойные телодвижения тазом, целовал экран телевизора и размахивал сорванным со стены российским флагом с криками
«О-о-о-о-лье – олье – олье – олье-е-е-е»
и
«О-е, вот ты гдье, радость моя»!
Старик уже прикидывал в уме текст «Обвинительного акта против России», «его (Выбегнева) несло».
После аналитической программы «С Эрнестом Мочалкиным» начался фильм.
ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ LTD. Представляет
Фильм режиссёра Невзглядова-Невухова-Невзубова
АФРИКА В ОГНЕ
Эпиграф:
Избави мя от кровей,
Боже, Боже спасения моего;
Возрадуется язык мой правде твоей.
Пс. 50, 16.
* * *
Ещё эпиграф:
Не ходите дети в Африку гулять.
К. Чуковский.
Отрываясь на секунды от монументального творчества «всеподданнейшей записки её величеству, лидеру имперской нации, госпоже президенту США», Выбегнив Визжинский-Ксешинский, изредка косился на экран, пытаясь вникнуть в смысл фильма.
Завязка фильма заключалась в том, что в руки некого героически–мужественного журналиста Дурьева неким чудесно-неестественным способом попадает некая страшно секретная правительственная информация, касающаяся неких возможно-предполагаемых ядерных ударов по некоему, вероятно мирно дремлющему Конго. Выступая по телевидению в течение пятнадцати минут, Дурьев, демонстрируя в качестве доказательств полученную им «с угрозой для жизни его тёщи» секретную запись из МИДа, заявляет что:
А) Россия собирается начать ядерную войну с Конго, Лихтенштейном, Монако, Монте-Карло и Западной Сахарой.
Б) Во всём виноват генералитет в лице генерала Силоско, лицо которого, по мнению Дурьева, было недостаточно елейно-демократизированным.
В) Дурьев – спасатель отцов
Г) Дурьев – спасатель демократов.
Д) Дурьев – спасатель либералов.
Е) Дурьев – спасатель миров и галактик.
Ё) Дурьев – спасатель рефлексиков–антропоцентриков.
Ж) Дурьев – спасатель сообществ, сообщений и общака.
З) Дурьев – спасатель конголезских кенгурят.
И) Дурьев – спасатель остальных конголезских сумчатых.
К) Дурьев – спасатель планктона южных морей и растительности Западной Сахары.
Л) Дурьев – спасатель озоновых дыр.
М) Дурьев – спасатель грибного лета.
Н) Дурьев – лучший «Чип и Дейл».
В следующей сцене фильма рассказывалось, как моложаво-молодцеватый поляк американского происхождения Прибигнив Шизинский-Вашингтонский, узнав о поступке этого некоего мужественного Дурьева, спешит сообщить американскому президенту о несчастных конголезцах…
Сюжет фильма продолжал лихо закручиваться, а Выбегнив Визжинский-Ксешинский лихорадочно размышлял:
«Когда они это успели снять?».
старницы главы Второй:
предыдущая