Братья Сабуро. Стндартный кашмар (утопический памфлет).

Глава 6

Место славы

старницы главы Шестой:
1, 2, 3, 4, 5

№ этой страницы 4 из 5

Карнавал

Всё на свете из пластмассы,
И вокруг пластмассовая жизнь...
Нас окружает мир вещей. Некогда он был вечным. Вещи символизировали незыблемость, бессмертие, постоянство и фундаментальность, безукоризненность, торжественность и умиротворение.  Когда в эпоху Реставрации человек садился на стул эпохи Регентства, он мог быть абсолютно уверен, что потомок эпохи Ампира опустится на тот же стул с той же грациозностью и величавостью. А что символизирует пластиковый стаканчик, кроме одноразовости? Вот так вся жизнь - одноразовая посуда, одноразовая одежда, одноразовая мебель, одноразовый разговор, одноразовое чувство, одноразовая мысль. Каждый день вокруг человека умирают тысячи вещей, а вместе с ними умирает великое соответствие человеческих поступков месту и времени их совершения. Благородство и красота мыслей и деяний диссонируют с пластмассовым миром. Всё здесь скоротечно.

Самое начало. Человек был невидим в тёмной комнате. Не потому что не хватало света а потому что для всего остального мира этот человек пока ещё был никем. Этот Никто каждый новый день был Творцом - творцом самого себя. За чашкой утреннего кофе он размышлял кем он будет до нового восхода солнца, до новой чашки утреннего кофе. В жёлтом тумане свечей двигались руки  в золотом треске воска все предметы в комнате казались тяжёлыми и приросшими к своёму месту. Грани хрусталя были мутными и тусклыми, матовая поверхность резной мебели рождала красный оттенок сгущая темноту вокруг свечей. Запах жжёной пыли на старинных кожаных переплётах и сладкого нюхательного табака были почти видимы и осязаемы. Руки задумчиво и в то же время уверенно перебирали флаконы и коробочки  в беспорядке разбросанные перед зеркалом на маленьком столике, отделанном смальтой. Пальцы скользили по парикам, костюмам, кружевным жабо, накрахмаленным воротничкам, строгим галстукам, шейным платкам, шёлковым халатам, бриллиантовым запонкам и титановым заколкам Что сейчас? - изощрённая куртуазность или циничная сдержанность? Впрочем сам выбор не имел никакого значения, значение имела возможность выбора и созидание.
Содержимое флаконов и коробочек размеренно укладывалось на открытые части того, что позже станет лицом. С помощью точно подобранных полутонов на пока ещё невидимом лице руки вырисовывали черты. Шея появилась в тот момент, когда был повязан огромный невыносимо тёмно-голубой шейный платок – его шёлковые складки должны будут безудержно-жестоко отливать в свете мятущегося огня факельного шествия.  Белая атласная рубаха с золотой крапинкой обозначила торс, а руки скрепили соцветия кружев манжет. Затем руки приблизились к платяному шкафу. За поскрипывающей дверцей хранились пиджаки, сюртуки, смокинги и фраки, а также катонки, шоты и свитера. В кармане каждого костюма были помещены изящные записные книжки с разными монограммами владельцев, с разными адресами разных знакомых, коллег и любовниц, с разными заметками одного и того же дня. Знакомые, коллеги, любовницы, впечатления и планы дел были подобраны в каждой  книжице в соответствии с тоном костюма и именем одного и того же, но всегда разного хозяина.
Последний глоток кофе был сделан, а ставни распахнуты. По крышам карабкалось зарево очередного дня. У открытого окна стоял затянутый в зелёный сюртук в чёрном парике новоиспечённый человек, предвкушающий великий день. Перед собой он держал сжатую  в кулак руку  с чёрным аметистом на среднем пальце. Он перевел синие глаза с крыш на улицу и придвинулся ближе к окну. Осторожно разжав ладонь, на которой оказалась горка серебряной пудры, homo actiosus  сдул тончайший порошок. Серебряное  облако заполнило утренний неподвижный воздух.
От низких сводов глубоких арок многократно отразился заливистый наивно-обречённый смех девственниц. Молодые люди и дамы в масках домино, в треуголках и фригийских колпаках, во фраках и военных мундирах, в декольтированных шёлковых платьях и в тончайших прозрачных туниках задорно выбежали из арки на пустынную утреннюю улицу. Не останавливаясь ни на секунду юноши поджигали дымовые шашки, которые упав на мостовую, с шипением, распространяли вокруг разноцветный дым. Розовый, зелёный и фиолетовый драматизированный дым расстилался по влажному тротуару, языками поднимался вверх и заползал в окна квартир и души их жильцов. Дым отражался в тёплых летних лужах. У входа в «Цирюльню» стоял дряхлый старик в растрёпанном парике и самодовольно улыбаясь, кормил свору гончих грудинкой с кровью. На поясе у старика висел древний охотничий рог, отделанный разноцветными нефритовыми пластинками. Мимо пробежала толпа и одна из гончих самая молодая и резвая, устремилась, играясь, вслед за ней. Изящная девушка с золотистой гладкой кожей остановилась чтобы потрепать собачью очаровательную мордашку.
С другого конца улицы брёл угрюмый хромой трубочист, толкая перед собой тележку с красными китайскими фонарями. Трубочист вешал фонари над парадными подъездами, ставил на тротуар, прикреплял к афишным тумбам, цеплял за резные чугунные решётки. Разграбившие ларёк с мороженным дети, устроившись у фонтана, беспечно обрывали лепестки душистых белых хризантем, складывая эти лепестки в огромные плетёные корзины. Подошедшие в эту минуту автобусы выгрузили музыкантов и те начали настраивать инструменты. Вопли скрипок и виолончелей смешались с шуршанием бенгальских огней. В золотистых медных касках промаршировало элитное подразделение усатых предвкушающих пиротехников. За ними обречено шагал отряд озабоченных пожарников. Из всех балконов, выходящих на улицы, по которым должен был проследовать маскарад, нёсся строительный шум: стук молотков, визг пил и электрических дрелей – это обойщики готовили ложи для почетных зрителей.  Вот ложа украшенная зеркалами – она предназначена для знатока человеческих душ, ибо человеческая душа – это всего лишь стоящие напротив зеркала. А вот ложа с шахматной обивкой  - для великих стратегов. Чуть выше – ложа со множеством мониторов – для главного театрала. И так далее – десятки лож.

Фрола Ивановна Штокман в это утро как всегда спешила на работу. Её жизнь и профессиональная карьера после звёздного выступления в ток-шоу «Убей Гурьева» круто изменили своё направление и снова вошли в колею. Эрнест Робертович – «благодетель» - составил протекцию Фроле Ивановне. И теперь она сменила аптечные полы на полы телевизионных студий, которые драила с не меньшим знанием дела. Несмотря на жаркий день её голову по-прежнему украшала косыночка, завязанная на затылке.
Фрола Ивановна прибыла в телецентр вовремя. День прошел обычно: тысячи пустых пластиковых стаканчиков из-под кофе и полиэтиленовых обёрток от бутербродов были ею героически утилизованы. Смена Фролы Ивановны закончилась с заходом солнца и она уже было собралась домой. Однако на выходе вахтёр объявил ей, что по особому распоряжению начальства башня и телецентр перешли на осадное положение. Никого не велено впускать и не рекомендовано выпускать. Лишь чтобы сохранить лицо Штокман поорала с вахтёром не более пяти минут, затем поднялась на верхний этаж и принялась разглядывать улицы сквозь стекло. Она обнаружила, что двери зданий забаррикадированы. Снаружи волновались толпы народа. Звучала музыка, взрывались хлопушки. Люди жгли костры. Хлопья пепла оседали на начищенных стёклах телецентра. Время от времени лица озарялись вспышками сигнальных ракет. По привычки поискав глазами красные знамёна и не обнаружив их Фрола Ивановна начала воспринимать все происходящее в  негативном ключе: «Сколько насорили-то сволочи! Костры жгут, Подлюки. Креста на них нет! Как потом всё это убирать-то?!». Где-то глубоко в душе Фролы Ивановны говорил зелёный. Поскольку человек – будь то президент или бомж – был для неё лишь источником мусора, то отношение её к людям можно было бы выразить следующими сентенциями: «Меньше людей – меньше мусора», «Чистота и человек несовместимы», «Раз кинул фантик на пол – потерял право на жизнь». Следуя это логике, Фрола Ивановна,  как и всякий истинный зелёный, предпочла бы уничтожить человечество как источник загрязнения. Она бы безусловно попыталась осуществить это, если бы её не удерживали два обстоятельства. Во-первых, столь кардинальное изменение антропогенного ландшафта лишило бы её заработка. А во-вторых, принадлежа к роду человеческому, после уничтожения последнего, она уже не смогла бы наслаждаться беспредельной экологическим равновесием. Штокман не знала, что уборщица и мусорящий человек – неразрывные стороны диалектического противоречия. Вероятно, она предпочитала Гегелю Фейербаха.
Через стекло был слышен гул голосов и выкрики продавцов «бодрящей обжигающей кока-колы». Потребители оставались потребителями даже в революционной ситуации. Людям судя по всему было весело.
Внезапно по толпе прошла судорога. Невидимый судья выстрелил из бесшумного стартёра. Из горящих костров вверх взметнулись десятки зажжённых факелов – огни стремительно приближались к зданию. Воздух наполнился звоном битого стекла. Люди пошли на приступ. Штурм Останкино начался.
Никто не виноват, когда в разгаре маскарад.

Где-то далеко ветер шелестел в ветвях оливковой рощи. Покрытая мхом и трещинами, серая на восходе солнца и кроваво-коричневая во время заката стена пещеры поглощала всё его внимание. Дряхлый старец, в котором, впрочем, ещё угадывался энергичный широкоплечий юноша, задумчиво поглаживал бороду. Спускающийся алый шар солнца заливал светом пещеру и согревал его спину. Снаружи в пещеру проникали запахи шумящего моря – запахи тины, соли и разогретого камня. Слышались голоса людей, рёв ослов и размеренные удары о воду вёсел галеры, заходящей в бухту. Следя взглядом за тенями шагающих мимо входа в пещеру людей, старец размышлял о Космосе и человеческом самодовольстве. «Клянусь Зевсом! Если эти жалкие серакузяне полагают, что, отсчитывая волны прибоя и наблюдая за разрезающей облака колесницей Гелиоса, - если эти люди полагают, что, поскольку я созерцаю лишь их искорёженные тени, то они видят больше, чем я, - так вот, если они действительно так полагают, то полагают они совершенно неверно. И я, и они видим всего лишь блеклые проекции. Мне незачем наблюдать пёстрый мир, потому что, глядя на эти тени, я вспоминаю об их прототипах много больше, нежели если бы смотрел им в глаза…».

1. - Кроме того, - прибавил старик вслух, - надо дождаться, когда отсюда уберётся дворцовая стража. И будь проклят тот даймон, который подсказал мне отправиться на Сицилию.

* * *

старницы главы Шестой:

предыдущая следующая

 

 

дружественные сайты