С.К. Лямин

В р е м я

Марк Шагал "Часы"

«В девять нужно быть в министерстве, а в одиннадцать у меня встреча в фонде.… Успею или нет?». Поезд тронулся с места. Проплыв мимо перрона и здания вокзала, через несколько минут, он долбил железными колёсами по блестящим шпалам, пугая засыпающих жителей пригорода и близлежащих к городу деревень. Впереди была ночь пути.
Я очень часто еду этим поездом в Москву. Павелецкий вокзал – конечная станция и поезд приходит туда очень рано. Ночные пассажиры, путешествующие до Москвы более спокойны, чем остальные, покидающие вагоны на станциях по пути следования. Им не нужно, опасаясь пропустить свою станцию, вздрагивать всю ночь при каждой остановки поезда, то выныривая из беспокойного сна, то вновь проваливаясь в него. Все следующие до Павелецкого вокзала уверены в своём проводнике, который, несомненно, разбудит утром, задолго до прибытия поезда, с готовностью принести чай с лимоном или кофе. Тем не менее, мне не спалось. Мешала заснуть не столько духота и разговор, доносящийся из соседнего купе, сколько беспокойство о том, как сложится завтрашний день, за который нужно было успеть сделать очень многое: «В девять нужно быть в министерстве, а в одиннадцать у меня встреча в фонде.… Успею или нет?»

***
Когда я открыл глаза, то сразу же понял, что остался в купе один – отсутствовали чужие вещи. Видимо мои соседи вышли где-то на промежуточных станциях. За окном было раннее сумрачное утро. И самое поразительное заключалось в том, что этот ранний час был, тем не менее, слишком поздним для того, чтобы находиться в поезде. В это время я обычно уже ехал в метро от Павелецкой станции.

В течение нескольких секунд я понял весь комизм ситуации. Меня забыли в поезде. Я проспал конечную станцию, и проводник не разбудил меня. Он вообще не заглядывал в купе. Правда, последнее обстоятельство было весьма сомнительным, если принять во внимание, что все остальные пассажирские места были убраны, а соседняя верхняя полка, где ещё ночью спал мой сосед, даже застелена свежим бельём.
За окном сквозь утренний туман виднелись железнодорожные пути и стоящий на них состав грязных цистерн. Я быстро оделся, собрал свои вещи и прежде всего, обошёл весь вагон. Подёргав запертую дверь в купе проводника, я убедился, что действительно остался в поезде один.
В этот момент ситуация мне казалась уже не столько комичной, сколько сюрреалистичной. Однако прочувствовать это до конца мешала другая мысль: «Интересно, насколько далеко от вокзала отогнали поезд. В девять нужно быть в министерстве, а в одиннадцать у меня встреча в фонде… Успею или нет?»

***
Сначала я шёл очень быстро – почти бежал – по железнодорожным путям в обратную сторону относительно того, как двигался мой вагон. Через сорок минут я уже медленно возвращался обратно, потеряв всякую надежду реализовать свою очередную программу московской суеты – я уже не мог успеть ни к девяти часам в министерство, ни к одиннадцати часам в фонд. И ещё я был совершенно бессилен определить, в какой стороне находиться вокзал. После целого часа ходьбы, мне уже было всё равно куда дойти, лишь бы не видеть эти шпалы и рельсы, бесконечные составы и электровозы и т.д. Внезапно по левую сторону от железной дороги, сквозь туман, проявился силуэт двухэтажного дома. Я подошёл к дому – в миниатюрных окнах подвала, у самой земли горел электрический свет. В последние два часа, пока я бродил по железнодорожным путям мне не встретился ни один человек, что усиливало моё и без того мрачное расположение духа. Поэтому увидев свет в окне, я испытал невольное облегчение. «Если мне сейчас удастся выяснить в какой стороне вокзал, и если взять такси, то можно ещё успеть в фонд, хотя и с опозданием».

***
Это был узкий и длинный подвал с маленькими окнами, стены которого были покрашены в больничный голубоватый цвет. У противоположной от окна стены стоял длинный сильно потрёпанный стол, который скорее напоминал верстак из-за обилия сложенных на нём инструментов, металлических деталей, прикреплённых тисков и миниатюрных прессов. За столом размещался не менее потёртый диван. На диване, укрывшись клетчатым верблюжьем одеялом, спал человек. Но самым поразительным в этом подвале было обилие часов. Часы висели, стояли, лежали везде - самых разнообразных форм и самых разных эпох. Ими были завешаны стены, в углах располагались напольные часы, под потолком на натянутой леске расположилась коллекция ручных часов. Вслед за удивлением я испытал чувство беспокойство. В первую секунду я даже не мог объяснить, чем было вызвано это ощущение, а потом понял – часы показывали разное время.

- Вас это удивляет? – раздался голос с дивана. Лицо человека находилось в тени, но по голосу можно было понять, что это был старик лет восьмидесяти.

- Что именно? Количество часов?

- Время, которое они показывают. Мне много лет, молодой человек, и я уже слышу, как смерть приближается к дверям моего дома. Я давно никуда не хожу. У меня нет никаких дел и нет никаких планов. Планы – удел молодых – один из универсальных способов подгонять время. В моей ситуации противопоказано наглядно ощущать течение времени. Но как это примирить с моей профессией – с профессией часовщика! Я нашёл решение. У меня здесь сотни часов – коллекция, которую я собирал всю жизнь. Здесь в подвале, как нигде становится очевидным относительность времени. Тут каждый механизм настроен таким образом, чтобы прошедший момент был воспроизведён вновь и вновь в настоящем. Поэтому я не знаю, сколько сейчас времени. Точнее для меня каждый миг – это разное время. Всё зависит от того на какие часы смотреть, а это всё равно, что уничтожить время как таковое. Я хочу подарить вам часы. Возьмите табуретку и выберите одни из тех, что висят на деске, над вашей головой.

Я придвинул табурет к себе. Внезапно старик соскочил с дивана, подбежал ко мне и стал тормошить меня за куртку:

– Мужчина! Мужчина, поднимайтесь…

***
Сквозь сон я услышал голос проводника:

- Мужчина! Мужчина, поднимайтесь – подъезжаем к Москве.
«В девять нужно быть в министерстве, а в одиннадцать у меня встреча в фонде… Успею или нет?».

 

 

дружественные сайты