Империя в условиях демократического транзита: российский и британский опыт

Доклад на конференции "Системные характеристики политического режима современной России и стран Центрально-Восточной Европы" (24 - 25 марта 2005 года, Саратов, Д.С. Жуков)

Демократический транзит довольно часто сопровождается процессами дезинтеграции крупных гетерогенных государственных образований - империй. Возможна ли адаптация империй к реалиям демократического транзита? Несомненно, этот вопрос весьма актуален, если учесть, что по мнению многих исследователей современная демократическая Россия не утратила своих имперских форм и сущности. В этой связи я хотелось бы поделиться некоторыми моими наблюдениями как историка.

Одним из аспектов моих исследований является изучение механизма влияния демократических новаций на имперские консолидирующие административно-политические институты в рамках Британской империи. Я полагаю, что сравнительное исследование имперского опыта разных стран открывает широкое поле для теоретических обобщений.

Британская империя претерпела, хотя и не пережила, своеобразный демократический транзит. В самой метрополии – в Британии – на протяжении всего XIX века постепенно складывалась классическая демократическая система. Эта система распространялась и на колонии Британии – прежде всего на переселенческие колонии типа Канады, Австралии, Новой Зеландии и Южной Африки.

Имплантация парламентской демократии (то есть английской политической модели) в колонии оформлялась как колониальное самоуправление. В колониях в XIX веке создавались свои парламенты и ответственные перед ними правительства. В то же время Имперский парламент избирался лишь жителями Британских островов, хотя и издавал законы для всей империи. Имперское правительство отвечало перед Британским парламентом. Формально вся империя управлялась монархом. Власть суверена в метрополии в XIX веке превратилась в пустой звук, но официально в колониях прерогативы Короны, утратившие свою силу в Британии, продолжали применяться в полной мере. Именно от лица суверены имперские министры отдавали распоряжения губернаторам колоний, назначавшимся из центра.

Однако нормы парламентской демократии имплантировались в каждую отдельную колонию, но не распространялись на имперскую структуру в целом, то есть на связи колоний с метрополией. Общеимперский парламент, в котором заседали бы представители всех белых колоний, так и не был создан. Имперская власть в колониях легитимировалась как монархическая (империя управлялась от имени Короны и на основании прерогатив Короны). Губернатор назначался сувереном, по рекомендации Имперского правительства, и являлся главным административно-политическим связующим звеном между колонией и метрополией. Так вот, губернатор оказался в самоуправляющейся колонии чужеродным элементом в системе местных властных институтов, легитимировавшихся посредством волеизъявления колонистов. Сочетание монархических и парламентско-демократических институтов можно условно назвать институциональной двойственностью имперской административно-политической структуры.

Исторический опыт свидетельствует, что в долгосрочной перспективе самоуправление (демократия в колониях) в сочетании с институциональной двойственностью имперской структуры содействовали постепенному дрейфу колоний от страны-матери.

Воспроизводство в колониях английской модели парламентской демократии создало условия для проявления в колониях тенденций, аналогичных тем, которые прослеживались в системе управления самой метрополии. Речь идёт об умалении власти «местного колониального суверена» – губернатора. Кроме того, формальному верховенству имперского парламента было противопоставлено фактическое влияние избираемых колонистами местных легислатур.

Динамику развития имперских властных органов, т.е. динамику дезинтеграции империи можно представить в виде фрактала – фигуры, каждый элемент которой выстраивается по одному и тому же принципу. Этот принцип обычно обозначают как «генератор» фрактала.

Итак, «генератор» динамики имперской административно-политической структуры (общий принцип эволюции административно-политического поля империи) можно изобразить как институциональное расчленение органов имперских и колониальных, т.е. легитимировавшихся в колонии как демократические (местные) и монархические (центральные). То есть каждый властный орган, сочетавший в себе два типа легитимации стремился к раздвоению на органы с более однозначной легитимацией. Источник этого процесса расчленения – институциональная двойственность, последовательно раздроблявшая синкретные (имперско-колониальные, монархическо-демократические) институты надвое до тех пор, пока они не разделились окончательно и не выявились в чистом виде. Это означало окончательное разделение колониальных и имперских (уже – просто британских) органов власти, т.е. распад империи.

Руководствуясь таковыми соображениями о «сущности» генератора, я попытался изобразить динамику развития властных институтов во властном поле каждой колонии.

См. схему 1 – Ивовая ветвь.

В начале (в «корне») получившегося фрактала мы имеем синкретные органы власти (в которых имперские институты – центральные - непосредственно связаны с осуществлением власти на местах - в колонии), а в результате цепи расщеплений (на конечных «ветвях» фрактала) мы получим:

Во-первых, чисто колониальные органы власти и чисто британские органы власти (уже не имперские, уже не имеющие собственно никаких полномочий в отношении колонии – это их новое качество)

И, во-вторых, координирующие (и безвластные) или символические институты Британского Содружества Наций.

Замена первого рода - «корневых» - институтов институтами второго рода и является дезинтеграцией империи. Нетрудно заметить, что колониальные органы власти являются демократическими, без примеси монархической легитимации.

Обращу внимание также на то, что система властных институтов в колонии (такая, какой мы её видим на конечных ветвях фрактала) является полной реализацией британской политической модели. В то же время очевидно, что действенные (а не символические) имперские органы власти в системе полностью развёрнутой модели парламентской демократии в колонии стали пятым колесом в телеге.

P еализация политической модели Британии в колонии в условиях институциональной двойственности (без создания общеимперского парламента) вела к распаду империи.

Итак, изначально связующим звеном империи являлся институт губернаторов. Причём губернаторы являлись одновременно подчинёнными имперского (британского) правительства и главами колонии, имеющими реальные властные рычаги воздействия на решения внутриколониальных дел. Именно такую специфику положения властных органов я и называю синкретностью – они одновременно и связаны реальными властными отношениями с метрополией, и с колонией. Постараюсь проследить как расщеплялись полномочия губернатора, как «таяла» эта синкретность и на её месте постепенно, шаг за шагом возникали чисто колониальные местные институты власти.

Изначально губернатор т.н. коронной колонии, где ещё не было введено самоуправление, являлся главой законодательной власти колонии и проводником воли британского парламента в колонии, реальным главой исполнительной власти, представителем британского правительства, реально проводящим в колонии его политику и, наконец, агентом Короны, что придавало легитимность всем остальным функциям губернатора. Причём, все эти ипостаси губернатора являлись каналами (способами) реализации им функции представителя британского правительства.

Рассмотрим динамику развития властных функций и полномочий губернатора.

См. схему 2 – Полномочия губернатора.

Итак, в конечном итоге губернатор утратил возможность проводить британскую политику в Колонии и превратился в безвластный символ единства Содружества и в качестве такового губернатор вписался в систему органов власти колонии, где вслед за английской моделью требовался формальный суверен – статус губернатора в колонии целиком и полностью стал подобен статуса монарха в Британии. А функции представителя политики Британии перешли к британскому внешнеполитическому ведомству, что означало конец синкретных органов власти в колонии (теперь уже бывшей) и переход отношений колонии и метрополии во внешнеполитическую плоскость. Возвращаясь к схеме 2, заметим, что чем меньше у губернатора становилось реальных рычагов контроля за делами колонии, тем более «укомплектованными» (по английской модели) становились колониальные – местные – органы власти.

Таким образом, из изначально синкретной полифункциональности власти губернатора остаётся (выделяется в чистом виде) монархическая функция, что в рамках британской модели означает безвластие.

Итак, можно сделать некоторые выводы:

Расщепление властных органов в империи на чисто британские и чисто колониальные вело в дезинтеграции империи

Такого рода расщепление было вызвано институциональной двойственностью имперских властных институтов, их двойной легитимацией. Эта двойственность была вызвана имплантацией парламентской демократии в колонии по образцу парламентской демократии в метрополии. В результате – колонии обособлялись по мере разворачивания британской политической модели на их почве. Империя не пережила демократический транзит. Таким образом, можно выдвинуть предположение, что всплески дезинтеграционных тенденций являются закономерным эффектом демократического транзита. Сама по себе демократия не несёт консолидирующего потенциала. Напротив, он стимулирует замыкание местных сообществ. Региональные элиты в борьбе с центром получают мощное оружие в виде своей демократической легитимности. Хотя сама по себе демократия – не есть синоним разобщённости, демократизация подрывает прежние консолидирующие институты и структуры – становой хребет империй.

В рамках Российской империи не существовало институциональной двойственности. В царской России и центральные и местные власти были монархические, в современной - демократические. Именно это позволило России развиваться по иной модели, сохраняя единство. Именно это обуславливало неразрывность центральных и местных властных институтов, а именно, подчинённость местных властных институтов – центральным.

В этой связи выглядят логичными стремление президента, воспользовавшись своей демократической легитимностью ужесточить контроль над местными органами власти. Однако следует предположить: если Президент утратит демократическую легитимацию, это автоматически вызовет институциональную двойственность на местах и вероятно, как следствие, противостояние «президентских губернаторов» и демократических представительных органов на местах. К чему это может привести – я уже попытался продемонстрировать.

Такая перспектива развития может показаться нереалистичной. Однако не будем забывать, что представление русской, да и российской политической элиты о способах интеграции нашей империи зачастую выражалось в символичной фразе «Держать и не пущать». Вместе с тем, адаптационный потенциал империи, её способность сохранять единство при демократическом транзите зависят от того, насколько правящая элита в состоянии отказаться от старых институтов и методов консолидации имперского организма и перейти к новым, более соответствующим политическим реалиям. Однако именно со старыми институтами имперская правящая элита обычно связывает своё главенствующее положение.

 

 

 

дружественные сайты